«Люди, которые только начинали просить милостыню, стояли у стены гетто или у зданий, в сторонке, тихо прося о помощи. Со временем они требовали еды все настойчивее, они все смелее демонстрировали разрушение своих тел, например, показывая свои довоенные фотографии, и они все смелее занимали место на тротуарах. Самыми громкими попрошайками были самые маленькие дети, у которых до войны не было времени сформировать представление о себе, поэтому они не чувствовали диссонанса между тем, кем они были когда-то, и тем, кем они стали в гетто, и они чувствовали себя менее смущенными, когда звали на помощь».